Проект "Судьба семьи"

Родина – Белоруссия. Гольцман Ефим Лазаревич уроженец белорусского местечка Лельчацы, недалеко от Гродно.Отец уцелел в Гулаге. Ефим с 1942 г. в авиашколе. Фронт, Контужен дважды. Госпиталь. С 1945 г. после демобилизации – институт в Курске, Москве. Самарское и Московское телевидение. В Самаре - кинематографические годы – почти четверть века – десятки кинолент, звание заслуженного работника культуры России, дипломы лауреата Всесоюзных и международных фестивалей.

Новые десятки кинолент - в Израиле. Диплом лауреата Фонда увековечения еврейского героизма Союза инвалидов войны. Лучшие документальные фильмы - "Опаленные войной", "Помнить и рассказать" – об инвалидах и ветеранах Второй мировой войны. Найти героя, увидеть и показать его трагедию и боевые заслуги – по плечу этому талантливому мастеру. кинозалы, телеэкраны, презентации, блестящие отзывы в СМИ, любовь зрителей вдохновляют его, побуждают творить. 80 видео- и кинолент, снятых в Союзе, и около 20 – в Израиле. [5]

Автобиографическое описание своей жизни Гольцман Ефим Лазаревич дал в своем интервью Юрию Хмельницкому в Самарском обозрении, 4.8.1997. [1] Ниже приводятся части интервью, которые касаются автобиографического описания жизни Ефима Гольцмана. - ... начнем с детского сада. - Хорошо. Несколько слов о детстве. Родился я в Белоруссии. В маленьком местечке на границе с Польшей, и детство мое прошло там. Отец мой был сапожником. В 30-е годы, когда на руководящую работу выдвигали людей из рабочего класса, отец тоже стал таким "выдвиженцем", как тогда говорили: его назначили директором хлебозавода в том же местечке. А через два года обвинили в намерении отравить местных начальников- коммунистов, якобы он в хлеб что-то подмешал, и сослали на Колыму. Дали "червонец". Это был 1933 год, и уже начинались первые "чистки". Из этих десяти шесть лет отец провел в лагере под Магаданом. Удивительно другое: он вернулся, остался жив. Из более поздних "наборов" это мало кому удавалось.

Ну, я воспитывался, как все. В четырнадцать лет вступил в комсомол, был очень активным, тянулся к общественной работе, писал в стенгазеты, какие-то стихи в школе сочинял...

В 41-м война врезала в наше местечко через неделю, в начале июля немцы были рядом. Отец сразу ушел на фронт. И опять вернулся в октябре 45-го. Дважды контуженный, с орденами.

А нас с матерью каким-то образом успели эвакуировать. Вначале - в Орел, а еще через месяц, когда немцы подошли и туда, нас забросили в Чкаловскую область (теперь Оренбургская). Мне шел шестнадцатый год, я был старшим в семье, два брата и сестренка - моложе. Пошел работать в сельский райком комсомола сначала инструктором, потом стал секретарем по организационной работе.

В 42-м мы с другом Сашей Ампилоговым тайно подали заявление в военкомат с просьбой отправить на фронт. Мне еще не было семнадцати, но я считал, что пора воевать. В мае обоих взяли в армию и направили на учебу - его в пулеметное училище, а меня во Вторую московскую авиашколу, которая была эвакуирована в Абдулино. Саша погиб через полгода после шестимесячных курсов, а я в этой школе пробыл полтора года. Потом, когда немцев отогнали от Москвы, школу вернули в Подмосковье. Я к тому времени окончил учебу с отличием, за что был взят на новое место, где монтировал оборудование.

А на фронт я попал только в середине 44-го года. Это еще была Белоруссия, затем Польша, Германия. Успел немного хлебнуть войны. Я служил техником по спецоборудованию самолетов - элект-ро-, радио. Это были куйбышевские ИЛы. Немцы называли их "черная смерть". Аэродром базировался в 30-40 километрах от передовой. Попадал под бомбежку, был дважды контужен, валялся в госпитале.

Домой вернулся в 45-м. Мне не было еще и двадцати. Послали меня учиться в Москву, в институт иностранных языков. Опоздал к экзаменам: два месяца добирался из Берлина в нашу столицу. Мне предложили курсы военных переводчиков. Я отказался и вернулся в часть. А в декабре 45-го меня демобилизовали.

Поехал в Курск, где жили мои родители. Год я ничего не мог делать: после контузии были дикие головные боли, терял сознание. После того как стало лучше, экстерном сдал за десятилетку (у меня ведь было всего восемь классов). поступил сначала в педагогический на литфак, потом перевелся в Москву в Полиграфический институт на редакционно-издательский факультет, который окончил заочно.

Больше года в Москве пожить не пришлось: отец долго болел, семья большая, надо было работать. Работал в газете, в издательстве, через год перешел на радио. Начал корреспондентом, а кончил главным редактором. Курский период очень важен для меня: там судьба свела меня с Фазилем Искандером, который два года работал в областной газете. Кстати, ее редактором был Георгий Радов, впоследствии известный очеркист, постоянный автор "Литературки". Известен также как муж поэтессы Риммы Казаковой. Радов - это был псевдоним, настоящая фамилия его Вельш, он эстонец. Его сын - известный сейчас политический обозреватель Александр Радов. А отец был очень интересный человек и хороший редактор. Он был старше меня, относился ко мне по-отечески. Газета была весьма любопытная, одна из лучших в то время областных газет. Ну, его и выгнали, разумеется. За что? Черт его знает. Кажется, скрыл какой-то факт биографии. Алексей Сурков, поэт и тогдашний редактор "Огонька", взял Радова к себе в журнал.

Были в Курске и другие интересные люди. Фазиля я уже называл, а в молодежной газете работал Леня Жуховицкий. Через три дома жил самый близкий мой друг - Евгений Носов. Женя очень поздно начал писать свои рассказы и очерки. Мы одногодки. Он тоже прошел войну. Несколько лет работал в газете ретушером-художником, прежде чем появились в печати его литературные вещи и знаменитые "Усвятские шлемоносцы". Был еще такой Иван Юрченко, тоже поэт, журналист. Вот это мой круг, моя молодость. Так сложилось, что родители моей жены рано умерли, и у меня оказалась большая по тем временам квартира - трехкомнатная. У меня часто собирались друзья. Те, кого я назвал, и другие, менее известные.

Так было до 1964 года, когда я оттуда уехал. Я часто вспоминаю Курск потому, что он сформировал меня нравственно. Там были стихи, первые песни Окуджавы, споры. Там сформировалась моя тяга к литературе, к поэзии. Семнадцать лет я провел там после войны. У меня был очень близкий друг - кинодраматург Александр Васильев. Он пензяк, окончил ВГИК, работал референтом у Большакова, председателя Комитета по кинематографии, потом был главным редактором Таллиннской киностудии, а потом ушел на "вольные хлеба" - начал писать сценарии игровых и документальных фильмов. Мы познакомились с ним случайно на курорте и очень близко сошлись. Он много писал для куйбышевской кинохроники, дружил с ее директором Константином Ивановичем Шестаковым. Он и посоветовал мне приехать в Куйбышев: "Ну чего там Курск, там маленькая студия телевидения! Приезжай в Самару, я тебя познакомлю с Шестаковым", - который к тому времени стал председателям Комитета радио и телевидения. И я приехал.

Это был февраль 1964 года. Так началась моя жизнь в Самаре на самарском телевидении. Не знаю почему, но меня как-то сразу принял коллектив. Я попал в редакцию пропаганды, где работали Нина Абрамова, Лида Мармыжова. С Владленом Недолужко мы быстро сошлись. Это были годы, когда первые шаги на телевидении стали делать Борис Свойский, Наум Станиловский, Евгений Астахов. Это была любопытная компания. И она меня приняла. Режиссурой я начал заниматься еще в Курске и тогда уже понял, что, не будучи журналистом, нельзя быть телевизионным режиссером. Тут требуется та же оперативность: на месте придумать сюжет, если необходимо, изменить план действий...

И вот то, что я занимался журналистикой в Курске, помогло мне в Самаре сразу начать делать большие передачи. Тогда еще не было московского телевидения, мы были полными монополистами на экране, и приходилось занимать весь вечер. Вот мы с Абрамовой и Мармыжовой и придумали цикл "Города области". Был вечер, посвященный Сызрани, Тольятти, Новокуйбышевску, Похвистнево. Каждую передачу готовили по месяцу, привозили по двести человек в студию. Там была и политика, и культура, и песни, и анекдоты, и сатира. Передачи были замечены городом и прессой. К тому же времени относится мое увлечение кино. Главный редактор кинопроизводства Анатолий Рогов предложил мне снять фильм о строительстве ВАЗа. Это был октябрь 1966 года. Только было принято решение о том, что строить нужно автозавод. Там еще было голое поле. А в 67-м году уже гремели взрывы, приехали строители. Это был первый фильм. Он так и назывался - "Автомобильный начинается". Сценарий написал Рогов. Операторов было двое: Зюзин и Саранский. Фильм был принят на Центральном телевидении, его показала Москва, была хорошая пресса. Так получилось, что все последующие фильмы о ВАЗе снимал тоже я. Я был свидетелем и летописцем того, как на голом месте вырастали корпуса, как жили люди, как начинался новый город - Автоград. Это было безумно интересно.Съехались молодые, энергичные ребята. Они были влюблены в будущий завод, в будущий город. За 26 лет, вплоть до отъезда в 1990 году, я снял более 20 фильмов о ВАЗе. По сути дела, вся кинолетопись ВАЗа, которая имеется на Самарском и Центральном телевидении, - это мои работы. Многие авторы передач, которые делались в Москве, пользовались этими материалами, цитировали фильмы. Когда награждали вазовцев за пуск завода, меня наградили тоже - дали какую-то медаль. Это была моя первая награда.

- Слушай, Ефим, когда ты снимал эту киноэпопею, тебе ведь был задан определенный романтический посыл - стройка века и т.п. Но ты же видел не только хорошее, но и много плохого. Как ты воспринимал все это вместе?

- Я тебе скажу. Я вообще патологический оптимист, влюбленный в жизнь. Конечно, всякое было: и неудачи, и сломанные судьбы... Пафос стройки отодвигал все это на второй план. Может быть, так можно объяснить. Или я в силу своей восторженности и увлеченности работой не замечал этого. Мне трудно судить сейчас себя тогдашнего. Но это было как песня: первый корпус - первый куплет, второй корпус - ... Потом, там ведь не было "романтики" целины или БАМа с палатками, ужасными условиями быта и т.д. ВАЗ и новый город строились иначе: сначала общежития, потом жилые дома. Жили неплохо, получали квартиры, снабжение по тем временам было приличное, зарплата тоже.

- Интересно, что параллельно вполне советскому энтузиазму существовали лишенные всего этого иностранные специалисты, которые просто работали. Ты интересовался их жизнью?

- Конечно, не только интересовался, дружил со многими. Само собой, иностранцы жили лучше наших: в хорошей гостинице, имели свои магазины, им привозили "их" продукты, у них была своя территория и даже священник. Я несколько раз обедал в их ресторане. Выходил повар, спрашивал, как понравилось? - В то время даже в самарских магазинах появились итальянские сыры, колбасы. Наверное, все не съедали. - Наверное. Но их было немало - около двух тысяч: итальянцы, французы, американцы, канадцы, немцы, но в основном была итальянская колония. Их поначалу пытались отгородить от русских. Им даже построили такой островок со шлагбаумом - пляж, и туда никого из наших не пускали, особенно девушек. И тогда иностранцы стали ходить на городской пляж. Надо сказать, что они с удовольствием общались с нашими людьми. Опять же, особенно с девушками. Многих увезли с собой, переженились. Со слезами уезжали, когда контракт кончался. - А наш классический "советский бардак" они как воспринимали? - Они могли иронизировать по этому поводу. Не обходилось и без эксцессов. Была же вокруг них и проституция, и фарца. Не без того. Кого-то выслали за "антисоветскую пропаганду". Среди иностранных специалистов встречались всякие люди. Меня, например, удивляло, что большинство итальянцев знали итальянское искусство гораздо хуже, чем те ребята, которые строили завод. Спросили про Феллини, не знают. Меня поражало, что кругозор многих отличных профессионалов из-за "бугра" намного хуже, чем у любого нашего парня, кончившего десятилетку. Вообще, разносторонняя образованность всегда отличала русского интеллигента. Я тебе хочу сказать, что в Израиле мальчики и девочки из России, особенно идущие в армию, имеют более высокий рейтинг, чем коренные израильтяне.

- До Израиля мы еще дойдем.

- Хорошо. Ты хочешь понять, почему я испытывал своеобразную эйфорию от стройки на протяжении многих лет? Я постараюсь тебе объяснить. Дело в том, что я очень любил свою работу и делал ее с удовольствием. Мне хотелось показать все лучшее и как можно лучше. Тут наши устремления с властью совпадали. Не стану лукавить, я был обласкан той властью, потому что усердно выполнял социальный заказ. Но у меня не было противоречия ни внешнего, ни внутреннего. Мои глаза не видели, вернее, не замечали дурного. Я был поглощен пафосом созидания. Совершенно искренне.

- То есть в этом смысле у тебя тоже не было противоречия, желания заказчика и твои совпадали?

- Я думаю, что противоречие все же было. Я думаю, что приди на эту стройку кинодокументалист с большим профессиональным и жизненным опытом, он бы увидел то, что не видел я. Наверное, его фильмы были бы более правдивы, что ли, более критичны. Недостаток моего вазовского сериала - его "розовость". Нет, и у меня были конфликты в фильмах. Скажем, лента "Бригада". Но эти конфликты были в пределах соцреализма. Так же, как у Гельмана в "Премии" или в "Нижеподписавшихся". И все же для меня это очень большой и вкусный кусок жизни, потому что я видел очень интересных людей - строителей, инженеров, эксплуатационников. Я часто встречался с первым директором ВАЗа Поляковым. Он был незаурядным человеком. Не любил прессу и в первые годы почти не давал возможность снимать кино: "Не о чем". Однажды мы прорвались к нему ночью, после планерки. Он нас принял и выслушал. Мы пытались ему объяснить, что эти фильмы нужны для страны, для Центрального телевидения, даже для зарубежного зрителя, что они в какой-то степени раздвинут рамки этой стройки. Убедили. Он вдруг как-то проникся: "Ладно, снимайте. Я буду вам помогать". И помогал. Нам стало легко работать. Нужен вертолет - пожалуйста, самолет - пожалуйста, машины - пожалуйста. Он понял, зачем нужно это кино.

- Но ты снимал не только ВАЗ? - Не только. За год я делал 5-6 картин. Это были фильмы о людях, героях, спортсменах. Но один из них непременно был о ВАЗе. У меня есть несколько фильмов с собой, я увез их в Израиль. ...

Ефим Лазаревич Гольцман. Гражданин Израиля, раньше был гражданином СССР. Скоро стукнет 72. Участник Великой Отечественной войны. Дважды контужен, за что получает прибавку к пенсии. 25 лет прослужил на Куйбышевской телестудии кинорежиссером, снял очень много документальных фильмов....

полный текст интервью - Юрий Хмельницкий - интервью с Ефимом Гольцманом - Самарское обозрение, 4.8.1997

В Израиле Ефим Гольцман снял несколько работ. Одной из крупнейших и значимых его рижессерских работ является "Осколки убиенного театра" - Год выпуска: 2008. "Осколки убиенного театра" [4]

[1] Юрий Хмельницкий - интервью с Ефимом Гольцманом - Самарское обозрение, 4.8.1997

[2]Захар Гельман ИЕРУСАЛИМ: Фильм: ОПАЛЕННЫЕ ВОЙНОЙ, Российская газета. Союз, 23 Июня 2005

[3]Белла Кердман, Мазкерет-Батья. - Письма к нам - Заголовок я позаимствовала у кинорежиссера Ефима Гольцмана. В Реховоте, где он живет, в ноябре-декабре минувшего года проходил фестиваль его документальных фильмов. На счету этого мастера более 80 видео- и кинолент, снятых в Союзе, и около 20 – в Израиле. Почти всё, что он сделал здесь, я видела. А вот фильм «Письма к нам» - три новеллы о весточках, донесенных с войны полевой почтой, об их авторах и получателях – последнюю работу Ефима в городе Самаре накануне исхода, смотрю сейчас впервые. Читать

[4] Осколки убиенного театра, Режиссер: Ефим Гольцман. - Год выпуска: 2008 Скачать

Осколки убиенного театра. - В ролях: В фильме принимали участие: Этель Ковенская-актриса ГОСЕТа, Александр Герцберг-актёр ГОСЕТа, Эльша Беленькая-актриса ГОСЕТа, Алла Перельман-Зускина-дочь В.Зускина, Эстер Лазебникова-Маркиш-вдова поэта П.Маркиша, Мария Котлярова-актриса ГОСЕТа, Ева Ицхоки-актриса ГОСЕТа, Михаил Ульянов-народный артист России . Описание: Это фильм -воспоминние бывших артистов еврейского театра ГОСЕТ о режиссере театра,"короля еврейской сцены" Соломоне Михоэлс,о его друге Вениамине Зускине.О совместной работе с С.Михоэлсом,с Марком Шагалом. Об остановке в театре после смерти С.Михоэлса.Вот что о театре говорит профессор М.Швыдкой :...ГОСЕТ-государственный еврейский театр- принадлежит к числу увлекательных, но и самых трагических легенд советской театральной истории.Октябрь дал новый импульс революционным идеям, и, естественно, что художественное выражение потребовалось для народа,который столетия жил на южных окраинах Российской империи.Это предопредило рождение ГОСЕТа.Театр, который, с одной стороны,впитывалвсё что было в еврейской классической литературе. С другой стороны, он выражал дух идишской культуры,которая жила в Европе, преимуществкнно, в Германии, Польше и России.Трагедия еврейского театра была связана с трагедией евреев в Советской России. В советском Союзе в послевоеные годы антисемитизм стал важной тенденцией в политической жизни .Вторая половина сороковых была отмечена знаменитыми процессами , связанными с космополитизмом , где евреям была уготована роль жертв.И трагедия ГОСЕТа была связана с тем, что публика стала бояться ходить в еврейский театр..Люди боялись идентефицировать себя, как евреев.Это была трагедия угасания целой культуры.И сегодня, воспоминания о ГОСЕТе- это музей.Это воспоминание об ушедшем, о том, чего уже никогда не будет." [5] Ефим Гольцман, Кинолетописец - С 85-летнем юбилеем. - Штрихи к портретам юбиляров. - Сайт "Голос инвалидов войны" - Орган Союза воинов и партизан - инвалидов войны с нацистами.